Вирта Николай Евгеньевич (1906-1976). Советский писатель, драматург. Один из самых именитых деятелей искусства сталинской эпохи. Родился в с. Большая Лазовка близ Тамбова в семье приходского священника. Отца расстреляли как сторонника Антонова.1) После окончания школы Николай был пастухом, писарем в сельсовете. С 1923 г. работал репортером, журналистом, ответственным секретарем в различных областных и краевых газетах и на радио. Во время Великой Отечественной войны — военный корреспондент. Член Союза писателей СССР.
Вирта был награжден орденом Ленина (1939) и стал четырежды лауреатом Сталинской премии: в 1941 г. — за роман «Одиночество», в 1948 г. — за пьесу «Хлеб наш насущный», в 1949 г. — за пьесу «Заговор обреченных», в 1950 г. — за киносценарий «Сталинградская битва».
В период «оттепели» Вирта — автор повести «Крутые горы» (1956 г.), в которой одним из первых дал реалистическую картину разорения села в результате сталинской политики коллективизации.
В творческой биографии Вирты есть совершенно уникальный сюжет, непосредственно связанный с именем Сталина. А. Ваксберг рассказывает: «После стольких лет гонений и травли Сталин вдруг в 1943 г. вспомнил о церкви. Решил привлечь, поддержать. Патриотическая позиция церкви и ее влияние на значительную часть населения в военных условиях могли пригодиться. Для начала было разрешено ограниченным тиражом издать Библию. Организацию и надзор Сталин поручил Молотову. Тот передоверил Вышинскому.
Пустить это дело на самотек было нельзя, отправить Библию в цензуру ни Молотов, ни Вышинский (даже они!) не решились. Трудно сказать, кому из них пришла в голову мысль найти чрезвычайного цензора, для этой (и только для этой) работы подобранного. Облечь его полным доверием. Возложить почетную миссию проштудировать Библию, вылавливая сомнительный текст, наносящий урон советской власти. При особой необходимости отредактировать, сделать купюры. Благо, не привыкать...
Так или иначе, мысль эта пришла, и цензор со специальными полномочиями явился по вызову к академику в его кабинет на Кузнецком мосту.
Это был известный писатель Николай Вирта, совсем недавно еще травимый как „антоновец", а потом вдруг обласканный, отмеченный
Сталинской премией, удостоенный похвальных рецензий: Сталину понравился его роман „Одиночество", как понравились (причуды тирана!) булгаковские „Дни Турбиных" и пастернаковские переводы из грузинских поэтов.
Впоследствии Вирта рассказывал, что предложение стать цензором и редактором Библии повергло его в смятение. Но и отказаться было бы самоубийством. К тому же Вышинский изложил поручение так: „Задание товарища Сталина и личная просьба самого митрополита Сергия", который был тогда местоблюстителем патриаршего престола. Попробуй — откажись...
Вирта взялся за работу. Наконец-то представилась возможность спокойно, не торопясь, прочитать Великую, Книгу. Увы, насладиться мыслью, поэзией, духом было ему не дано: ведь читал он не для души — искал „крамолу" — нежелательные «намеки», аллюзии, ассоциации...
С особым старанием отыскивал портретные черты: вдруг, к примеру, появится где-то человек с усами — не воспримет ли это читатель, наш простой советский читатель, не воспримет ли он „усы" как-то не так? „В современном ключе"...
Митрополит, „по просьбе" которого Вирта взялся за эту работу, узнав, что тот намерен редактировать Библию, пришел в смятение, но деваться было некуда — разве что ждать. По счастью, цензор-редактор крамолы в Библии не нашел, издание разрешил и явился к Вышинскому доложить об исполненном поручении.
Через несколько лет Вирта снова получит Сталинскую премию. Потом подряд — еще и еще. И каждый раз Вышинский исправно поздравит его "с заслуженно высокой наградой". И Молотов — тоже» (Вакс-берг А. Царица доказательств. М., 1992. С. 257-258).