Сочинения
Сочинения: Пушкин А.С.
Сочинение по произведению на тему: Почему Татьяна —«милый идеал» А. С. Пушкина?
Многие критики, в частности Белинский задавались вопросом, почему пушкинский роман назван “Евгений Онегин”, а не “Татьяна Ларина”, ибо поэт не раз называет Татьяну своей любимой героиней, “милым идеалом”. Пушкин отождествляет ее со своей “ласковой музой, являвшейся ему в саду барышней уездной с печальной думою в очах, с французской книжкою в руках”. Именно эта героиня вдохновляла поэта, стала воплощением идеального пушкинского женского образа. Пушкин наделяет Татьяну многими присущими ему самому чертами: любовью к русской природе, особую красоту и поэтичность которой Пушкин, как и его героиня, тонко чувствовал, понимая свою духовную связь с природой; суевериями, интересом к преданьям старины, присущим поэту и переданным Татьяне...
Чтобы понять, почему она стала идеалом Пушкина, необходимо рассмотреть особенности ее личности.
Татьяна — единственная героиня романа, идеально сочетающая в себе близость к русским национальным традициям и влияние европейской культуры. С одной стороны, “ей рано нравились романы, „они ей заменяли все, она влюблялася в обманы и Ричардсона, и Руссо”. Мечтательная и романтичная, Татьяна жила в мире “бесподобного Грандисона, Вольмаре, Юлии де Линара, Мален-Адели”, невольно проникаясь своеобразной культурой французских романов. В то же время она была очень суеверна, “ верила преданьям простонародной старины, и снам, и карточным гаданьям, и предсказаниям луны”. Одной из ее любимых книг был сонник Мартына Задеки, “гадателя, главы халдейских мудрецов”. По словам Белинского, “это дивное сочетание грубых предрассудков с страстию к французским книжкам и с уважением к глубокому творению Мартына Задеки возможно только в русской женщине”. И, конечно, только русской душе присущи Татьянина любовь к природе, которая является неотъемлемой частью образа Татьяны. Прекрасные картины разных времен года, которые нередко даются глазами Татьяны, умевшей, как никто другой в романе, видеть неповторимую красоту русской природы, во многом воплощают тонкость и поэтичность ее собственной души. “Она любила на балконе предупреждать зари восход, когда на бледном небосклоне звезд исчезает хоровод”; Татьяна любила русскую зиму, “сиянье розовых снегов и мглу крещенских вечеров”, и даже во сне Татьяны мистический зимний пейзаж исполнен необычайной поэтичности.
Героиня эта, несомненно, “существо исключительное”, “натура глубокая”, незаурядная. Она явно не входит в мир уездных франтов Петушковых, советников Фляновых, “сплетников, обжор и взяточников”, супругов Пустяковых, “истинных французов типа Трике” и других представителей поместного дворянства. Даже “в семье своей родной она казалась девочкой чужой”. “Дика, печальна, молчалива”, Татьяна “в толпе детей играть и прыгать не хотела”, “куклы в руки не брала”, “в горелки не играла” и “часто целый день одна сидела молча у окна”. Ее одиночество обусловлено нестандартностью, нетипичностью Татьяны, высоким уровнем развития ее личности. Очевидно, в Онегине, которого Татьяна страстно полюбила, героиня почувствовала его глубокий ум, сильную натуру, неординарность, увидела единственного человека, способного ее понять, и открылась ему: “...я здесь одна, никто меня не понимает, рассудок мой изнемогает, и молча гибнуть я должна”.
Будучи наделенной от природы “умом, и волею живой, и своенравной головой, и сердцем пламенным и нежным”, Татьяна, “послушная влечению чувства”, любит Онегина искренне, “без искусства”, она умеет “любить не шутя”, глубоко и сильно. Влюбленная, она проявляет решительность и смелость; открывшись Онегину, Татьяна своим искренним письмом фактически бросает вызов светским условностям (барышням не подобало первым признаваться в любви). Отказ же ее в финале произведения, когда Онегин влюбляется уже в Татьяну — светскую даму, объясняется ее необычайным благородством, высокими нравственными принципами, понятиями о чести и долге. Храня в душе любовь к Онегину (“я вас люблю, к чему лукавить”), Татьяна “другому отдана” и будет “век ему верна”. Она желает оградить от позора и страданий своего мужа, которого, несомненно, хотя не любит, но уважает, ибо он герой, “в сраженьях изувечен”. Кроме того, Татьяна не только не верит в то, что Онегин способен на подлинное чувство, помня сложившийся для нее образ “москвича в Гарольдовом плаще”, “пародии”, но она своим отказом спасает Онегина от бесчестного поступка по отношению к его другу, своему мужу. Как писал Достоевский, “...логика отказа чисто русская — лучше я буду страдать, чем загублю жизнь другого человека”.
В отношении Татьяны к жизни проявляется цельность ее натуры. Она “создана как будто вся из одного цельного куска, без всяких приделок и примесей”. Будучи уже светской дамой, Татьяна остается по сути своей все той же “простой девой, с мечтами, с сердцем прежним”. “...Без взора наглого для всех, без притязаний на успех, без этих маленьких ужимок <...>, все тихо, просто было в ней” — знатной даме, “законодательнице зал”. Татьяна не изменила своим привязанностям, высоконравственным понятиям, духовным ценностям в угоду светскому обществу, сохранила в своей прекрасной душе присущие ей искренность и чистоту. Светскую жизнь она считает “блеском, мишурой, ветошью маскарада”, которые “рада отдать за полку книг, за дикий сад”, за “бедное жилище”... Таким образом, Татьяна, в которой соединяются наиболее важные, ценные и знакомые для Пушкина личностные черты, является воплощением идеального образа русской женщины, в котором отражаются пушкинские понятия о нравственности, благородстве, чести. И роман назван “Евгений Онегин”, а не “Татьяна Ларина” лишь потому, что Пушкину важно было показать тенденцию общественного развития, возникновение “болезни века”, явление невостребованности умных и ярких людей, их бездеятельность как доказательство социального неблагополучия, что поэт и сделал с помощью образа Онегина. Образ же Татьяны, которая по уровню духовного развития, несомненно, выше Онегина, образ этой “немногословной, но глубокой и сильной” натуры, “чья жизнь проникнута целостностью и единством”, служит для рассмотрения не социальных, временных проблем, а нравственных, вечных.